Переезд в другую страну почти всегда сопровождается предвкушением новых, счастливых перемен: теперь-то все будет иначе, теперь все получится. Но даже у самых успешных иммигрантов стадия эйфории проходит, и люди сталкиваются с проблемами адаптации.

Один из основателей современной антропологии, Франц Ури Боас, писал о том, с чем сталкиваются иммигранты:

«Культура в самом широком смысле слова — это то, из-за чего ты становишься чужаком, когда покидаешь свой дом. Культура включает в себя все убеждения и все ожидания, которые высказывают и демонстрируют люди… Когда ты в своей группе, среди людей, с которыми разделяешь общую культуру, тебе не приходится обдумывать и проектировать свои слова и поступки, ибо все вы – и ты, и они – видите мир в принципе одинаково, знаете, чего ожидать друг от друга. Но пребывая в чужом обществе, ты будешь испытывать трудности, ощущение беспомощности и дезориентированности, что можно назвать культурным шоком».

Боас знал, о чем говорил – он родился в 1858 году в еврейской семье в Германии, и в 29 лет иммигрировал в США. Так что на себе испытал все сложности адаптации в иммиграции.

По мнению Бока, иммигранты подсознательно прибегают к одному из способов решения «культурного конфликта». Первый способ можно условно назвать «геттоизацией» (от слова гетто). Это происходит, когда иммигрант старается избегать всякого соприкосновения с чужой культурой (из-за незнания языка, другой религии, традиций или по каким-нибудь другим причинам). Второй способ – полная ассимиляция, когда иммигрант нарочито и полностью отказывается от своей культуры и старается заменить ее чужими традициями. Это не всегда удается, особенно, если человек приехал в другую страну в уже зрелом возрасте. Либо его психика недостаточно пластична, чтобы принять полностью, без критики, чужую культуру, либо окружающие по-прежнему воспринимают его «чужаком». Третий способ – «промежуточный», когда человек благожелателен и открыт к новому, но не отказывается и от старого.

О том, изменились ли процессы психологической адаптации в иммиграции, что переживает человек, оказавшийся в другой стране (по своей воле или вынужденно), я поговорила с Юлией Синаревой, русскоязычным психологом из штата Флорида.

Юля специализируется на психологии семейных отношений и адаптации иммигрантов, вела передачи на эту тему для чешского радио «Вместе». Первая беседа из нашего цикла «Психология адаптации в другой стране» – о стрессе, о том, через что проходит иммигрант, и о том, как облегчить процесс привыкания к новой культуре.

– Психологи утверждают, что иммиграция по шкале стресса приравнивается к наивысшим 100 баллам (во столько же оценивается смерть близких). Канадский антрополог Калерво Оберг еще в 1954 году описывал состояние иммигрантов как «культурный шок». Иначе говоря, иммиграция – это смерть и второе рождение. Как психолог и как иммигрант ты согласна с этим утверждением?

– Согласна и понимаю, почему это приравнено к высшим ста баллам по шкале стресса, к потере. Только «умирает» у нас не близкий, а солидный кусок нашей прошлой жизни. Причем я сейчас говорю даже не о материальных и людских потерях, которые сами по себе очень болезненно переносятся и приносят много стресса. Я говорю о потерях психологических. О таких важных для психики вещах как:

– предсказуемость и уверенность в завтрашнем дне (и именно дефицит этого ресурса ведет к столь популярным сегодня диагнозам как депрессия и тревожность);

– уверенность в себе, своей компетенции, в способности справляться с тяжелыми ситуациями. И как только мы сталкиваемся с состоянием растерянности и некомпетенции, это начинает отражаться на нашей самооценке, самопринятии, стрессоустойчивости и т.д.

То есть, получается замкнутый круг: мы теряем пресловутую «зону комфорта» – и не можем оттуда черпать психологические ресурсы для выдерживания дискомфорта. А накопление стресса ведет к пониженной стрессоустойчивости, и значит, к еще более тяжелой реакции на стресс. И получается, что мы истощены.

Я пытаюсь не запугать, а объяснить, почему иммиграция – это объективно тяжело и что именно с нами происходит.

Кроме того, наши люди с советской закалкой привыкли жить под девизом «соберись, тряпка!», и зачастую не дают себе никакой скидки на то, что их психике и организму в целом в первый год иммиграции приходится объективно сложнее, чем в условно спокойный период. Они себя либо ругают за капризность, либо стараются вообще игнорировать сигналы истощения, и это часто приводит к усугублению симптомов.

– Меня поражает, если честно, когда причину проблем ищут исключительно в прошлом. Я думаю, что причина не только там. Понятно, что детские травмы, воспитание и прочее – да, это накладывает свой отпечаток. Но взрослый человек, который собирается сделать такой серьезный шаг, как иммиграция в другую страну, должен брать на себя ответственность за это решение и подготовиться к нему.

– Я согласна, но объясню, почему и где я вижу эти советские и пост-советские «хвосты». Человеческая психика меняется гораздо медленнее, чем нам хотелось бы. И у нас огромное количество таких инерционных «черных дыр», которые фонят автоматически. Время идет вперед, и наше восприятие меняется, но многое остается по умолчанию в базовых настройках. Нас вырастили советские родители, в нас заложено огромное количество убеждений. И мы даже не задумываемся, что какие-то из них уже и не очень актуальны. У нас огромное количество того, что в психологии называется «стратегии выживания» – и это тоже советское наследство. Мы этого часто вообще не осознаем. Но это проявляется автопилотом, особенно в стрессовых ситуациях, когда мы перестаем быть осознанными. И на этом автопилоте человек сильно регрессирует  и обращается к жизненным сценариям мам и бабушек.

Поэтому да, согласна, если мы подходим осознанно, берем на себя ответственность – это гораздо лучше. Но в стрессе многие не могут это контролировать. И здесь я вижу большие сложности с нашими иммигрантами: люди не дают себе никакой скидки на то, что они вообще-то очень слабы. Им сейчас надо бы себя поберечь, они проходят через тяжелые времена.

– Ты говоришь про тех, кто недавно приехал?

– Да, кто еще не адаптировался. Как правило, это первые три года после иммиграции. Их «накрывает», хотят они это или не хотят. Многие обращаются ко мне за помощью именно в этот момент.

Но чем осознаннее мы будем подходить к тому, что с нами происходит, чем раньше начнем какие-то профилактические меры, тем легче и быстрее мы сможем пройти через адаптационный период.

– Говоря о периодах адаптации… Есть такая шкала «ступени иммиграции». Можешь их перечислить?  

– Наверное, ты имеешь ввиду те психологические фазы, через которые мы проходим после переезда? С моей точки зрения, иммиграция начинается не с покупки билета и не с выхода из самолета в аэропорту чужой страны, а задолго до – с принятия решения об иммиграции.

И, как любое другое серьезное изменение, это решение может вызревать, планироваться, обсуждаться и взвешиваться довольно долго. От первой шальной мысли до сбора чемоданов может пройти от нескольких месяцев до нескольких лет. Эта мысль может активизироваться и затухать, превращаться в навязчивую идею или откладываться. И на пути у этого решения может быть всё, что угодно — жесткие баталии с родственниками, ультиматумы супругам, «тебе надо, ты и езжай, а мне и здесь хорошо», лихорадочные попытки собрать информацию и понять грядущие перспективы.

Более того, я делю иммиграцию на «почему» и «зачем». Иммигранты «почему» — это те, кто «уезжают отсюда потому, что здесь меня что-то не устраивает, мне невыносимо больно, мне не хватает» и так далее. Иммигранты «зачем» — это «я еду за мечтой». И вот у второго типа иммигрантов гораздо более определенные ответы на вопросы «куда я хочу, чем я хочу заниматься, знаю ли я язык, культуру». И у иммигрантов этих двух типов будут, соответственно, разные динамики психологической адаптации.

Например, те, кто уезжают от войны или режима – их цель уже исполнена, они уже уехали. В общем, они уже осуществили свою мечту. А те, которые уехали «зачем», могут довольно долго оставаться неудовлетворенными, пока не достигнут той картинки, ради которой уезжали.

– В Нью-Йорке сейчас очень много тех, кто уехал «почему». Наблюдая за ними, мне такое деление кажется весьма условным. Я думаю, что иммиграция в Америку даже у тех, кто едет вынужденно, все равно запланирована. Штаты все-таки довольно далеко от европейского континента, щелкнуть пальцами и оказаться в США – это не границу с Польшей перейти. Я почему тебя и попросила перечислить эти ступени адаптации: люди сюда приезжают, у них сначала эйфория, но потом они понимают, что, наверное, не все так радужно, как рассказывали.

– Конечно, адаптация у каждого имеет свои особенности и зависит от разных обстоятельств, но в целом все проходят через примерно одинаковые этапы.

Сначала такой курортный период, когда все интересно, любопытно, освоение и проба нового. Это такое состояние жадного до эмоций отпускника, который ясно осознает, что праздник вот-вот закончится, но пока он здесь, он наслаждается на всю катушку. Всё радует, хочется познакомиться поближе, разглядеть все, что видишь, проводить время активно и приятно.

Затем наступает период сравнения, и он может у кого-то начаться через пару дней, а у кого-то — через несколько месяцев, в зависимости от разных обстоятельств. Сравниваем «здесь и там» – цены, условия, правила игры, требования, права и обязанности. У человека в голове есть две картинки, на которые он бесконечно смотрит и загибает пальцы. И, опять же, в зависимости от обстоятельств и от личного характера, здешние условия либо кажутся удобными, понятными и естественными, либо человек начинает возмущаться, раздражаться, доказывать несправедливость местных требований или даже задумываться о правильности своего решения переехать.

Затем наступает период оплакивания потерь. И через это проходят абсолютно все. Даже те, кто достиг много, добился того, за чем ехал, даже те, кто уезжали вынужденно – тем не менее, начинают понимать, что там осталось что-то важное, ценное, что раньше воспринималось как нечто само собой разумеющееся, привычное, а на самом деле является серьезным жизненным компонентом, которого не хватает. Часто люди тоскуют не по стране как таковой, а по родному городу, любимому парку, по людям, оставленным там (и общению с ними), по прежнему образу жизни, по статусу, который теперь кажется невозможным восстановить. И эта ностальгия может выражаться даже в мелочах.

– Огурцы не те, без пупырышек. Творога нет.

– Именно. В каком-то смысле придирки к огурцам – это метафоры. Это то, к чему мы можем придраться, но на самом деле мы скорбим на более глубоком уровне. И часто мы этого не осознаем или не хотим себе в этом признаться. В целом — человек тоскует не по объектам, которые остались где-то там, позади, в прошлой жизни. А по себе, по тому, каким я там был. По тому приятному, комфортному эмоциональному состоянию, в котором пребывали там, у себя на Родине.

И, как и при всяком расставании, у тоскующего человека возникает иллюзия, что в прошлом все было исключительно прекрасно. Забываются все тяжелые моменты, сглаживаются все неприятные переживания, забывается, почему и зачем я принял решение о переезде. И, наоборот, все то, что я вижу сейчас здесь, в новой стране, начинает как-то меркнуть, обесцениваться. И когда человек осознает, что в его будущем больше не будет всего того хорошего, что было важным и ценным для него в прошлом, то ему становится горько и тяжело. Иногда это может превращаться в депрессию, из которой, при определенных обстоятельствах, очень трудно выбраться. У кого-то на это уходят месяцы или даже годы.

С чувством потери могут быть связаны боль, грусть, утрата опоры, растерянность, несправедливость, жалость к себе. В случае вынужденной иммиграции сюда добавляется еще и гнев, отчаяние, обманутые ожидания и другие неприятные вещи.

Этап оплакивания можно отложить, сказав себе то самое «соберись, тряпка!», можно снизить его интенсивность, но совсем перепрыгнуть, как правило, нельзя. Это удается только тем, кто долго собирался в иммиграцию, настраивался на новую жизнь, эмоционально простился с прошлым, подготовил себя – и все это отболело еще на моменте подготовки к переезду.

– Считается, что именно этот этап — «дно» кризиса, обострение всех негативных переживаний. Гарри Триандис, американский психолог, пишет, что иммигрант в этот период делает выбор – пересилить себя и начать адаптироваться или разочароваться в себе и новой стране и вернуться назад.

— Это как раз про следующий этап – принятие, смирение. Надо завершить этап оплакивания, смириться с потерями, понять, чего именно не хватает здесь и думать о том, как найти новые источники этих необходимых ресурсов. Если мне не хватает друзей, то я поддерживаю с ними отношения виртуально, либо завожу новых друзей – и поверьте, рано или поздно найдутся те, с кем будет достаточно комфортно. Если тоскую по достижениям, статусу, успеху, то понять, как можно этого достичь здесь. Когда иммигрант уже полностью адаптирован, ему легко взаимодействовать с окружающими. Человек чувствует, что ему нравится новая страна, но при этом он может критически оценивать ее положительные и отрицательные стороны, не сравнивая, однако, со своей бывшей родиной. Дойдя до этого этапа, человек становится сильнее и выносливее в эмоциональном плане, легче ориентируется в стрессовых ситуациях. По сути, человек впитал в себя две культуры, тем самым повысив свою самооценку, у него появляются силы двигаться дальше и делать больше.

Возвращаясь к формулировке «культурный шок», мне все же кажется, что она устаревшая. Потому что сейчас, благодаря Интернету, телевидению, путешествиям, мы все-таки подготовились более-менее к тому, что нас ждет в других странах. Конечно, нас могут по-прежнему шокировать традиции какого-нибудь австралийского племени аборигенов, но в целом мы неплохо ориентируемся внутри западной культуры. Могут быть какие-то психологические особенности, государственные правила, тонкости ведения бизнеса, к которым мы не готовы. Но страна в этом не виновата, это вы приехали без достаточной информационной и психологической подготовки.

– Заметь, что этапы адаптации, которые ты перечислила – один-в-один схожи с этапами «работы горя», то, через что проходят люди, потерявшие своих близких.

– Да, так и есть. И это не только про горе, это про любые изменения.

– Я просто к тому, что тогда иммиграция – это смерть и воскресение. Даже если ты абсолютно счастлив, что уехал, если ты говоришь: «Господи, наконец-то я уехал, дайте мне поцеловать эту землю!» – а на деле ты все равно часть себя потерял.

— Это может быть по-разному. Есть такой психологический термин «диссоциация». Как будто ты одной ногой в прошлом, а другой – в настоящем. И в таком состоянии люди могут надолго застревать, если они не прибегают к помощи специалистов. В идеале, конечно, надо двумя ногами стоять на новом месте, а для того, что было хорошего – и не очень хорошего – в вашей прошлой жизни, должно быть место в сердце. То есть, вы это не зачеркиваете, не отказываетесь, не говорите «ужас, как все там плохо», вы не обесцениваете. Это солидный этап вашей жизни. Отнеситесь к нему как «было и прошло». Как к завершенным романтическим отношениям, например.

Чтобы описать самые распространенные, предсказуемые негативные эмоции, с которыми мне приходится работать со своими клиентами, я бы разделила наши иммиграционные переживания на два условных класса. Во-первых, мы оплакиваем то, что мы потеряли, утратили в связи с переездом. Во-вторых, мы адаптируемся к тому новому, что мы получили взамен старого. Это необязательно последовательные этапы. Оба эти процесса могут проходить одновременно и параллельно. Но чувства там будут всё же разные, и их полезно разделять и осознавать.

Только пройдя через это эмоционально, сдавшись этому потоку, мы сможем вынырнуть из него гораздо более спокойными и обновленными. Почему? Потому что на то, чтобы прятаться от своих эмоций, уходит очень много нашей энергии – а энергия в иммиграции нам нужна для решения насущных задач.

– Но очень многим проще искать себе психологическую поддержку именно с помощью обесценивания. Легче думать, что «там» все ужасно и плохо, и тогда несмотря на то, что здесь не все так шикарно, как я думал, все-таки я молодец. Такая легитимизация собственного негативного опыта в новой стране. Принять, что «там» все не так ужасно, довольно тяжело и, мне кажется, отпустить этот момент могут только очень сильные люди.

– Согласна с тобой, что это трудно. Не все на это способны, и многим из нас нужны такого рода защитные реакции, чтобы понять и объяснить себе и другим, почему «я молодец». Но за этим «молодец» что стоит? Что у меня внутри есть голос, который говорит: нет, ты совсем не молодец. Я внутри себя сам с собой спорю. А правильно ли я сделал, что уехал? А так ли это нужно было? Не поменял ли я шило на мыло?

И очень часто так бывает, что этот внутренний конфликт не отпускает. Чаще всего это относится к людям, которым по какой-то причине здесь не удалось найти опору. Вот у меня не так давно была клиентка, которая приехала сюда с мужем и взрослой дочерью. Пришла со слезами: мы уехали из Москвы, два года здесь, и я до сих пор не знаю, приняла ли я правильное решение. Выяснилось, что с мужем и дочерью здесь есть конфликты. Я ее спросила: если бы в семье все было хорошо, ты бы думала о том, чтобы вернуться? Она ответила: конечно, нет. То есть, это не про то, как плохо или хорошо в Америке, а про какие-то более серьезные личностные конфликты. Часто вопрос адаптации – комплексный, многослойный, и не всегда про страну, из которой мы уехали. Страна может быть не виновата; это мы чего-то тут не выдерживаем и что-то пока не нашли.

– Мне кажется, это тоже нормально. Каждый выбирает, где ему лучше жить, и это не значит, что одна страна подойдет всем. Я просто часто вижу на иммигрантских форумах слезливые посты: так и не смогли тут прижиться, этого не хватает, того не хватает. Культурных мероприятий мало, особенно для тех, кто живет в глубинке, потому что одноэтажная Америка для тех, кто приехал из больших городов, – это тяжелое испытание. Что ты посоветуешь людям, которые никак не могут адаптироваться? Оставаться в этой депрессии, пытаясь все-таки ее преодолеть или искать другой выход? Можно ли найти этот выход тут? Например, из глубинки переехать в город, где есть много музеев и театров…

– Не могу решать за них, что делать. Но я прежде всего разбиралась бы с причиной дискомфорта. Кажется, что можно переехать в следующую страну – и там сразу же буду новый я, и все мои проблемы отвалятся. А ничего подобного. Вместе с собой вы привозите и свои сложности.

Неправильно ждать, что вам будет хорошо немедленно там, куда вы переедете. Всегда надо дать себе время на адаптацию. Надо понять, что именно тревожит, беспокоит, не нравится и как это можно изменить.

– Бывают и такие случаи: ничего не получается, ностальгия замучила, хочется вернуться. И это вполне возможно. Но стыдно. И что с этим чувством стыда делать? Преодолевать, ломиться через тернии к потенциальным звёздам, или сказать: Окей, я молодец, я попробовал, я понял, что такое жить в другой стране, теперь я вернусь к родным березкам с новым опытом, новым багажом знаний, новыми навыками и умениями.

– Многим действительно кажется неспортивным и зазорным возвращаться домой. Но если мы какой бы то ни было опыт позволяем себе иметь не как ошибочный, а именно как эксперимент, пробу, то нам не стыдно возвращаться в исходную точку. Да, мы запросто можем столкнуться на Родине со злорадством окружающих, и это придется выдерживать. К сожалению, невозможно полностью от этого себя защитить. Но, опять-таки, если вы видите свои решения не как ошибку, а как получение обратной связи, что лично вам в иммиграции что-то не подошло, то вы и будете смотреть на этот опыт как на то, что это помогло вам узнать что-то очень важное о себе. Есть люди, которые действительно уезжают обратно. Например, женщины, которые приезжают сюда замуж, потом разводятся – и им тяжело, непонятно, зачем тут оставаться. Или, например, дети выросли, у них своя жизнь, для родителей встал вопрос «а что теперь?» Один жизненный этап закончился, начинается другой. Часто возвращение на Родину – это либо «здесь не то, чего я ждал», либо «я выполнил то, что тут хотел, теперь двигаюсь дальше». Либо мы имеем дело с такой Царевной Несмеяной, которую чем не корми – все не то. Вот от этого тоже надо себя беречь, потому что так можно сколько угодно искать другой глобус. А на самом деле Царевна просто не разрешает себе быть счастливой по каким-то причинам.

Прежде, чем полностью отказываться и принимать какие-то решения, иногда нужно посмотреть: а что со мной вообще происходит?

– Собираясь иммигрировать, многие люди готовятся к определенным испытаниям, проходят переобучение. Но не знают, как подготовиться психологически.

– Ты права, психологическая подготовка очень важна. Как говорится, не путайте туризм с иммиграцией. Нам нужна прежде всего смелость, чтобы смотреть без розовых очков, воспринимать реальность. Адаптивность – это и про выдержку, и про стресс новизны, про любопытство. Гибкость – это и про цели, и про их достижение. Например, мне казалось, что я добьюсь своего, идя этим путем, но – упс! – так не получается или так слишком долго, слишком тяжело. Тогда я могу не упираться рогом, не оплакивать то, что не получилось. Я говорю: окей, давай посмотрим, что я могу сделать еще, чтобы стать счастливым. Здоровое смирение помогает в какой-то момент прекратить бороться и ругаться, чувствовать себя разочарованным и недовольным, и просто принять новую данность за аксиому, жить счастливо, несмотря на то, что среда и условия – не идеальны.

Действительно может быть, что мы не готовы, мы не обрадовались тому, что увидели, мы приехали сюда с какими-то ошибочными, нереалистичными представлениями. И причина для разочарования может быть любой. Как вариант – климат. Кто-то приезжает во Флориду и не может здесь дышать вообще, не представляет, как будет жить в штате, где жарко и влажно, и нет четырех сезонов. То есть, все равно будет некоторое разочарование, и будет этап смирения: я здесь, я это выбираю, и уже не так важно, по каким причинам или обстоятельствам я тут оказался. Я просто соглашаюсь с тем, что теперь я выбираю жить здесь. Я перестаю себя воспринимать как жертву, а становлюсь человеком, который здесь, в этой реальности, начинает жить и быть счастливым, несмотря на все свои потери.

И, конечно, далеко не все переживания в иммиграции – сложные и отрицательные, иначе никакой иммиграции, кроме вынужденной, люди бы не выбирали. Здесь много приятного предвкушения, любопытства, удивления, появляются новые цели, новые желания и мотивации. Здесь есть здоровый азарт достижений, развития, приобретения, роста. Это именно как пробить свой стеклянный потолок и вдруг увидеть прекрасные новые горизонты. И это те самые эмоции, которые являются топливом для преодоления очень многих иммиграционных препонов.

Второй пласт эмоций – это всё, что связано с адаптацией к новому. Из неприятного здесь может быть много неуверенности, тревоги, страха, стресса новизны, поиски новых решений и источников ресурсов. Здесь может быть много разочарования – когда вы сравниваете то, что вы рассчитывали получить, с тем, что оказалось на самом деле. Но самое сложное то, что для новой жизни вам надо фактически постоить, отрастить себе нового себя. Потому что старые ваши личностные настройки заточены под то, чтобы жить прежней вашей жизнью. И если вы не измените свои качества, свои приоритеты, свою картину мира, свои ожидания, вы будете бесконечно злиться и чувствовать себя не на своем месте.

– Насколько сильно отличается Америка по менталитету? На русскоязычных форумах сплошь и рядом жалуются на «закрытость» американцев, невозможность завести друзей. Как справиться с проблемой одиночества в иммиграции?

– Слушай, ну, я бы сказала, что в этих жалобах есть две логические ошибки. Во-первых, тут присутствует гиперобобщение, предполагающее, что все люди в стране – одинаковые. Во-вторых, здесь явно повторяется набивший оскомину стереотип времен железного занавеса и советской пропаганды.

Можем ли мы всерьез утверждать, что все русскоговорящие сплошь открытые и дружелюбные? Нет, конечно. Можем ли мы согласиться с тем, что нам за годы проживания в Штатах не встретилось ни одного доброжелательного человека, готового войти в положение, прийти на помощь, хорошо провести время вместе? Тоже нет.

А что касается менталитета – американцы очень открыты к легким разговорам (small talks) и приветливой улыбке при встрече с незнакомцем. Но они проходят более долгий путь, чтобы впустить в свою жизнь человека плотнее, чем для простого обмена любезностями.

В нашем менталитете ответ: «Все нормально» на вопрос: «Как дела?» будет восприниматься как: «ты мне не доверяешь, не хочешь рассказать о том, как на самом деле». То есть, в нашей культуре откровенность – это критерий близости, доверия и избранности этого человека для тебя. У американцев, наоборот, начать всерьез рассказывать о своих неприятностях на формальный вопрос «How Are You?», будет восприниматься как то, что ты либо находишься в полном отчаянии и срочно нуждаешься хоть в чьей-то помощи, либо как то, что ты сейчас нарушаешь мои границы и пытаешься навесить на меня свои проблемы. И – да, часть американцев будут немедленно предлагать свою помощь и помогать, а другая часть сделает морду кирпичом и постарается как можно реже с вами встречаться впредь.

Находить новых друзей далеко не для всех легко. И потому, что далеко не все новые знакомые подходят нам как личности и интересны для общения. А общаться просто потому, что мы живем недалеко и можем разговаривать на одном языке – это так себе критерий для выбора друга (особенно для интровертов, которые и так-то очень избирательно относятся к людям). Кстати, по моим наблюдениям, у большинства людей в иммиграции интроверсия очень повышается, как минимум, на время, но часто и навсегда.

Поэтому – да, чтобы у вас было, из кого выбирать, нужно и с языком осваиваться как можно быстрее, и проявлять какую-то активность. У меня например вообще нет друзей в своем городе, зато есть много друзей в других городах США, с которыми я познакомилась через свою профессиональную активность – бывшие клиенты, организаторы моих мероприятий и т.д.

– Может быть, я не права, но мне кажется, что тем, кто приехал сейчас, сложнее, чем тем, кто приехал давно. Понятно, что каждый проходит через свое «помойное ведро», каждый начинает в иммиграции если не с нуля, то с первой или второй ступени. Американская психологическая ассоциация (APA) последние несколько лет говорит об ухудшающемся ментальном кризисе в Америке. Общество очень разделено, градус истерики повышен. А у иммигрантов, ты же понимаешь, все это помножено на собственные кризисы – переезд (и у многих он не всегда благополучный, задолго продуманный и подготовленный), адаптация, изучение языка. Одно накладывается на другое – какой итог этого уравнения?

– Да, действительно, у иммигрантов в любом случае будет двойная нагрузка – и то, что происходит с обществом сегодня в целом, и свое личное, что приходится переваривать параллельно. Но надо помнить, что истерика – это «я не соглашаюсь с той реальностью, которая меня окружает». И в этом состоянии можно надолго застрять, потому что в гневе, агрессии, борьбе много энергии, есть на что опереться. Действительно, люди после пандемии и на фоне всех происходящих политических событий потеряли базовую потребность – мы не уверены, что находимся в безопасности. И это относится ко всем, где бы мы не жили, на какой бы социальной ступени не стояли.

И вот тут как раз нам на помощь приходит смирение. Мы сейчас развеиваем иллюзию, которую, кстати, и психологи раньше очень сильно поддерживали. В 1970-2000-х выходило огромное количество литературы на тему «Я – хозяин своей жизни».

– О, да. Еще знаменитый американский лозунг «работай, и все будет». А потом вдруг оказывается, что жильцы отказываются платить арендную плату и живут в доме, который ты купил на так трудно заработанные деньги, бесплатно, и выселить их очень сложно. В Америке огромная проблема со сквоттерами.

– Подходим к этому так: дерьмо случается. Не все идет по нашему плану. И тут мы должны принять идею, что на самом деле все только частично зависит от нас. Что история про «не стоит прогибаться под изменчивый мир, пусть лучше он прогнется под нас» — это эпос, но это путь героя-смертника. Саморазрушение. Нам не нужно героических смертей. Нам нужны живые, теплые люди, с которыми мы встанем плечом к плечу и поддержим друг друга. И в этом смысле смирение заключается в том, что я сделаю все, что должен, все, что от меня зависит, продумаю план А, план Б и много разных других букв, подстелю соломку… но я не питаю иллюзий, не убеждаю себя и других в том, что все зависит от меня. Да, я автор книги своей жизни, но какого жанра будет эта книга – выбирать не мне. Может, я хотел комедию написать, а получился фарс. Это смирение с тем, что я – не единственный, кто управляет моей судьбой.

– Но тут недалеко и до депрессии. Какой смысл что-то делать, если все равно от меня ничего не зависит?

– Депрессия предшествует смирению, депрессия – это шаг назад. Смирение – это когда я соглашаюсь с тем, что обстоятельства, правительства, погода, метеориты могут вмешиваться в мои планы, что не я на вершине пирамиды.

– То есть, я делаю максимально то, что могу, в рамках того, чем я управляю.

– Да. И я понимаю, что может пойти не совсем по моему плану.

– Это как в спектакле «День радио»: можем найти пуговицу, и на этом сосредоточимся.

– Абсолютно. Я для себя когда-то сформулировала так: все мои желания рано или поздно сбываются или не сбываются. Это подходит практически под все события в жизни и отлично смиряет с реальностью.

Есть и другая чудесная поговорка: если ваше желание не исполнилось, значит, у Бога есть для вас что-то поинтереснее.

Наши эмоции складываются по простой арифметической формуле: свершившийся факт минус ожидание. На реальность мы можем повлиять лишь отчасти, но на свое ожидание – всегда. Это в нашей голове, и в этом смысле мы – хозяева.

Надо не со страхом смотреть в будущее, а с любопытством. Я не знаю, какой путь выберет для меня судьба, но все эти кусочки составляют паззл именно моей жизни.

– Подытоживая, можно сказать, что самое главное в адаптации – это не винить окружающих, не винить страну, не искать виноватых извне, а заниматься собой, искать лучшие моменты в себе и своей жизни, пытаться решить то, что ты можешь решить.

– Да, перестать быть жертвой и стать автором. Здесь и сейчас, в этих обстоятельствах. Необязательно, что я навсегда останусь тут жить или всегда буду работать на этой работе, но я адаптируюсь к тому, что есть в данный момент. Я спрашиваю себя, что мне нравится и что не нравится, пытаюсь менять и восполнять те эмоции, в которых нуждаюсь. И я разрешаю себе быть счастливым, даже если все неидеально.

Видео-интервью с Юлией Синаревой можно посмотреть/послушать на ее YouTube канале.